Один из самых
известных петербуржцев, он еще и один из самых открытых, доброжелательных знаменитых артистов.
Его жизнь как на ладони, и все же в канун юбилея народный артист России сумел
удивить своих поклонников. Вместо пышного помпезного празднования Михаил Сергеевич решил
показать в родном Театре имени Ленсовета камерный премьерный спектакль «Смешанные
чувства».
— Михаил Сергеевич, буквально несколько слов о спектакле.
— После того, как 13 лет назад Олег Леваков поставил спектакль «Интимная
жизнь», новых театральных премьер у меня не было. Да и зачем? «Интимка» (спектакль
«Интимная жизнь». — Прим. Ред.), Которая начиналась на малой сцене, разрослась в
антрепризный проект, с которым мы объехали весь мир. Всего сыграно больше 500 спектаклей. Но накануне юбилея
тот же Олег Леваков принес нам с Ларисой пьесу «Смешанные чувства» и убедил меня, что, во-первых,
мы должны все-таки сыграть вдвоем, а во-вторых, новый спектакль станет хорошей заменой пышному юбилею. И я,
как говорится, сломался. Пьеса Ричарда Баэра о двух одиноких стариках. Спектакль по-владимировски (имеется в
виду учитель Боярского выдающийся режиссер И. П. Владимиров. — Прим. Ред.) Консервативен. Мне приятно, что в
нем много музыки, я пою, мы с Ларисой танцуем рок-н-ролл. Пока мы будем играть его на сцене Театра Ленсовета,
потом, наверное, сделаем гастрольный вариант.
— Ваш брак с Ларисой Луппиан необычайно
долгий и успешный.
— С Ларой мы прожили больше 30 лет. И этим, конечно, можно гордиться. Найдется немало
мужиков, что похвастают: «У меня были сотни баб!» Но мало таких, что воскликнут: «А у меня
женщина, с которой я прожил 50 лет!» Есть девочки, которые прекрасно проведут с тобой ночь, день,
неделю, месяц. Но это тает, как снежок летом. А есть вещи, что не тают, а сохраняют твердость и, как
бриллиант, с каждым годом блестят все ярче …
— Вокруг вас всегда было столько женщин! Неужели верите в
дружбу между мужчиной и женщиной?
— Верю мало, а вот партнерские отношения, когда делаем общее дело, —
почему нет? У меня, например, такие отношения сложились с Соней Ротару. По сценарию мы с Соней не любовники, а
коллеги, поем песни … Андрея Макаревича (речь о фильме «Душа». — Прим. Ред.). Сначала на роль
певицы пробовалась Алла Пугачева, но потом режиссер картины Александр Стефанович, тогдашний муж Аллы, с ней
разругался в пух и прах … Картина уже была запущена в производство, и, к счастью, в лице Ротару нашлась
достойная замена. Мы отлично сработались и подружились — в кадре и за кадром.
— Интересно, согласны вы
со Львом Толстым, что все счастливые семьи счастливы одинаково, а несчастливы — каждая по-своему?
— У
Льва Николаевича было много детей, ему, конечно, видней, но он женщин презирал напрочь. У меня все спокойней.
Я вообще считаю, что в семье не может быть несчастья. Все могут быть счастливы по-разному, но несчастливы в
семье быть не могут. Что ни говорите, а семья — это то счастье, к которому должны стремиться и мужчина, и
женщина.
— На этом пути всякое бывает. Вот ведь и ваш отец обрел семейное счастье только во втором браке
…
— Война, фронт, эвакуация … Что-то там у них случилось, меня в детали родители особенно не
посвящали, но важно то, что после развода две вновь образовавшиеся семьи не просто мирно ладили, а были очень
дружны, часто встречались, хотя жили в разных городах. Такие теплые отношения сохранились и среди детей,
внуков. Отец нашел свое счастье в Ленинграде с моей мамой, а Эльга — с дядей Жаном в Риге. Мой старший брат
Александр подолгу жил у нас, когда поступил в театральный институт, а я с удовольствием приезжал в Ригу к
своим родным — тете Эльге и дяде Жану. Мои родители были счастливы даже тогда, когда мы жили на Гончарной
улице в коммуналке, впятером в шестиметровой комнате, с крысами, с холодной водой, при отсутствии стола и
стульев. В актерской семье никогда не было средств, чего я, честно говоря, стеснялся. Сейчас-то понимаю, что
это глупо.
Счастье выбирает жилище не по обстановке. Люди в неустроенных, маленьких комнатках после
войны были в сто раз счастливей, чем многие нынче в хоромах, с суперзамками, бронированными дверями, где
страшно, боязно. Там, где боятся, как бы гости не натоптали, не разбили, да и вообще — что не те гости пришли,
счастье не живет. Вот однажды я пришел в гости к Юрию Владимировичу Никулину, и меня словно током шарахнуло:
стало стыдно — я у себя недавно евроремонт отгрохал, а у Никулина ничего подобного не было. А ведь этого
человека боготворила вся страна! Успокаиваю себя тем, что моя квартира — прежде всего для детей: это их дом,
их крепость. Да и не такой уж сногсшибательный ремонт у меня по сравнению с иностранцами и новыми русскими,
что живут по соседству на Мойке.
— Про вашего отца и вашего дядюшку — народных артистов России Боярских
Сергея и Николая написано много. А вот про вашу маму говорят редко …
— Моя мама Екатерина
Михайловна Мелентьева работала в театре, снималась в кино, но, родив сына, всю себя посвятила мне.
Так продолжалось до моего совершеннолетия, а потом она стала телережиссером. Помню, на съемки
«Д'Артаньяна» маму пригласил режиссер Юрий Юнгвальд-Хилькевич, и она с
радостью приехала во Львов. Чтобы оправдать проезд и гостиницу, маму даже сняли в эпизодике: в фильме есть
момент, где она тестом бьет гвардейцу по роже. Кстати, меня вначале звали на роль Рошфора, Атоса, но только
когда предложили сыграть Д'Артаньяна, мудрая мама сказала: «Вот теперь поезжай!»
— Ваша
дочь Лиза выросла в достойную продолжательницу актерской династии.
— Лизу недавно опять
назвали «актрисой года». Приятно, хотя и волнительно — ей недавно исполнилось всего 24. Впереди
еще столько событий, а вокруг все больше завистников, недоброжелателей. Но у Лизы такой стержень, такой
характер, что к ней никакая желтизна, грязь не прилипает.
— А Лариса сейчас много играет?
— Она
очень востребована в Театре имени Ленсовета. А сейчас еще «вляпалась» в сериал. Ее попросили
отсняться один-два дня, а она снимается уже два месяца, и я с ужасом вижу, что каждый вечер у нее все больше и
больше страниц текста. Они пишут сценарий сегодня, а сниматься надо завтра, и это бесконечный процесс. Жена
уже перестала со мной говорить, только учит и учит текст, а в семь утра уходит на съемку.
— Вы довольны
фильмом «Тарас Бульба»? Он много призов взял, собрал 20 миллионов долларов в
прокате …
— Про призы и сборы ничего не знаю, это не актерское дело, но я получил большое удовольствие.
Володя Бортко обожает со мной работать. Сначала он мне предложил роль француза. Я Гоголя знаю наизусть: нет
там такого! А режиссер говорит: «Ты — француз, будешь стрелять по запорожцам из пушки!» Я ему
ответил: «Пошел ты подальше, не буду я у тебя сниматься!» — «Как не будешь?!» —
«Против своих не пойду». — «Говори тогда, чего ты хочешь?» — «Хочу запорожца
сыграть!» — «Ну, иди, гримируйся!» Я загримировался, Бортко пришел в восторг. И я … Важно,
что буду среди казачества, среди запорожцев, среди мужиков, которые мне дороги и любимы. А какие были съемки:
огромная массовка, лошади, была возможность поскакать, посражаться, умереть за родину. Больше ничего и не
надо! О фильме ходят разные мнения (причем их высказывали даже до того, как фильм вышел в прокат), я видел
только полный метр, а ведь еще будет и телевизионный. Но в любом случае Гоголь у Бортко живой, полемичный,
отсюда и споры.
— У вас в кабинете на стене фотография, где вы сняты вместе с Владимиром Путиным и
Светланой Дружининой на каком-то награждении …
— В Кремле, на награждении орденами и медалями,
завязался наш разговор с Владимиром Путиным и кинорежиссером Светланой Дружининой. Помню, мы говорили про
«Гардемаринов», про необходимость снимать больше хороших исторических картин, столь нужных
молодежи. А я не мог не вспомнить про то, как в 1978 году, направляясь на съемки фильма «Сватовство
гусара» Дружининой, попал в жуткую автокатастрофу — с гипсом, переломами, реанимацией. Света сразу
примчалась на место аварии, с присущей ей энергией руководила действиями врачей «Скорой помощи», а
потом пришла к директору картины: «Без Боярского снимать не буду!» — И дождалась-таки моего
выздоровления!
— А говорили, когда вы попали в аварию, первым к вам пришел Александр Абдулов …
— Я
лежал не в гипсе, а на доске — у меня был перелом позвоночника. От радости, что я лежу живой, улыбаюсь, Саша
схватил меня в охапку и обнял: «Мишуля, здорово!», А я взвыл от боли, искры из глаз посыпались. Он
пришел с вином, цветами, как полагается … Такие светлые воспоминания остались о моем друге и коллеге Саше
Абдулове. Какой был замечательный человек! Недаром говорят, что Господь забирает на небеса лучших. Таким
лучшим был и Игорь Старыгин, наш любимый, отважный и благородный мушкетер, что ушел совсем недавно, в расцвете
лет и сил.
— Если раньше Боярского было трудно представить без шляпы, то сейчас еще и без зенитовского
шарфа. Как отнеслись к последним новостям из штаба любимой команды, к смене тренера?
— Анатолию Давыдову
огромное спасибо, он всегда будет при «Зените», он в тренерском штабе, его талант еще понадобится.
Каждый театр болезненно переживает смену главного режиссера, и только по осени можно говорить что-то серьезно.
Конечно, Спаллетти — мэтр, он наверняка привезет с собой итальянцев, наладит игру. Футбол — это уже бизнес.
Рассуждать на тему петербургского патриотизма становится все наивней. Но я по-прежнему люблю свою команду за
ее почерк, и мне бы не хотелось, чтобы на «Петровский» выходила еще одна «Рома», чтобы
исчез творческий питерский азарт. Обидно наблюдать, как таланты слишком быстро превращаются в расчетливых
профессионалов. А для некоторых наших парней расчет важней спортивного азарта. Может быть, я ошибаюсь. Очень
сложно футболисту рассуждать про актера, и наоборот. Но, увы, пока далековато мы от европейского футбола. Наши
игроки получают сумасшедшие деньги, но нужно кроме денег иметь еще кое-что за душой. Вот Пол Маккартни —
миллиардер, давно мог бы отдыхать. Но он пишет музыку, ездит на гастроли явно не из-за денег. А у наших
футболистов после миллиона-двух в кармане крыша едет.
— Поражение сборной России стало для вас
сюрпризом?
— Нет, конечно. Если футбол — национальная идея, то это перебор, если увлечение — нормально.
Наша страна по-прежнему нефутбольная. А вот клуб «Зенит» — по-настоящему футбольный, и он мне
дороже. Везение Хиддинка окончилось, теперь везет другим … Хиддинк уедет, а планы о преобразовании всего
футбольного российского хозяйства останутся мечтами.
— Как-то вы сказали с иронией, что любой артист с
годами приближается к роли Деда Мороза … А вы своего Деда Мороза уже сыграли?
— Я с него начал путь в
искусстве. В первом классе на Новый год в представлении по мотивам «Мухи-Цокотухи» учительница
назначила меня Дедом Морозом. Мой папа, известный артист, принес из театра красный костюм Деда Мороза, мама
его подкоротила, мне налепили бородку, сделали грим, и стал я похож на … Деда-карлика. Однако мое чудесное
новогоднее превращение произвело фурор в школе. Мало того что зрители ревели от восторга, так я, войдя в
образ, в гриме и бороде, с посохом, потом еще долго носился по коридорам, вспотевший, весь заведенный, пугая
своим видом ничего не понимающих школьников. За это получил нагоняй от учителя.
— Как нынче отметите
Новый год?
— Надеюсь, без приключений, по старой доброй семейной традиции. Вечером сыграем с Ларой
«Интимную жизнь» в ДК имени Горького, потом — домой, к праздничному столу, где соберутся Боярские
разных поколений: моя двоюродная сестра Катя (она автор книги «Театральная династия
Боярских»), Лиза, Сережа с женой и дочками. Шампанское — под звон курантов с самыми близкими
людьми. И я возьму гитару и поспешу на работу, которой в новогоднюю ночь всегда
немало.
27.12.2009, Виктор Казаков,- «Невское время», 2009, 26
декабря
Нет комментариев