Если мужчина
и женщина могут жить вместе не ссорясь — это уже запредельные отношения. Михаил Боярский
вместе с дочерью Лизой рассказывают о своей семье и взаимооотношениях внутри неё.
Накануне 60-летия
актер тайно женился во второй раз. Теперь Михаил Боярский мечтает удачно выдать замуж дочь Елизавету, ведь,
как сказал один мудрец, это главная задача отца. В разговоре с Михаилом и Елизаветой Наталья НИКОЛАЙЧИК узнала
о больших и маленьких удовольствиях в жизни Боярского, о том, почему он предвзято относится к поклонникам
дочери и зачем она скрывала свою фамилию.
Михаил Боярский
Когда и где
родился: 26 декабря 1949 года в Ленинграде
Знак зодиака: Козерог
Семья: жена — Лариса Луппиан,
актриса; дети — Сергей (29 лет), бизнесмен, Елизавета (23 года), актриса; внучки — Катя (11 лет) и
Саша (1,5 года)
Образование: в 1972 году окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и
кинематографии
Карьера: с 1972 по 1986 год служил в Театре им. Ленсовета. Играл главные роли в спектаклях
«Трубадур и его друзья», «Люди и страсти» и т. д. Руководит театром
«Бенефис», в котором играет с супругой в спектакле «Интимная жизнь» и др. Снялся более
чем в 60 фильмах, среди них: «Старший сын» (1975), «Д’Артаньян и три мушкетера»
(1979), «Гардемарины, вперед!» (1987), «Человек с бульвара Капуцинов» (1987),
«Тарас Бульба» (2009) и др.
Звания: народный артист РСФСР (1990), кавалер ордена Дружбы
(2001)
Вкусы: еда — какая есть; напиток — водка; музыка — The Beatles; литература
— философская; фильм — «Запах женщины» Мартина Бреста (1992)
Елизавета
Боярская
Когда и где родилась: 20 декабря 1985 года в Ленинграде
Знак зодиака:
Стрелец
Образование: в 2007 году окончила
Санкт-Петербургскую государственную академию театрального
искусства
Карьера: с 2006 года — актриса Малого драматического театра (Театра Европы). Играла в
спектаклях: «Король Лир», «Жизнь и судьба» (2007), «Прекрасное воскресенье для
разбитого сердца» (2009) и др. Снялась более чем в 20 фильмах, среди них: «Первый после
Бога» (2005), «Вы не оставите меня» (2006), «Ирония судьбы. Продолжение» (2007),
«Адмиралъ» (2008), «Я вернусь» (2009) и др.
Вкусы: еда — грузинская
кухня; напиток — зеленый чай; музыка — классика, рок, джаз; литература — Антон Чехов, Михаил
Булгаков, Анна Ахматова; фильм — «Запах женщины» (1992)
Пока рядом с Лизой нет
достойных мужчин
Михаил: Впервые в ЗАГС я шел, как на укол к врачу: ой, сейчас
будет больно! Но ничего плохого не произошло, потому что это просто формальность. А вот венчаться не решился
даже после того, как побывал в ЗАГСе во второй раз. Ведь, совершая этот обряд, ты берешь обязательства перед
Богом, а это куда серьезней, чем штамп в паспорте! Так что я продолжаю жить во грехе. Полагаю, это не очень
страшно: Адам с Евой тоже не венчались. Наверное, священники меня за такую позицию осудят, но, если нужно, я и
за этот грех перед Господом отвечу…
Нам с Ларой пришлось развестись в 1985 году — нужно было
решить жилищные вопросы. Средства массовой информации тогда ничего не узнали. И я сделал все возможное, чтобы
никто не узнал, что я вновь женился на любимой Ларе в сентябре 2009-го. Так что я теперь молодожен! Ощущения у
меня самые что ни на есть прекрасные. Видит Бог, я не могу без моей женщины, с ней мы прожили 35 лет.
Наверное, во второй раз в ЗАГС можно было бы не ходить. Но я всегда думаю о будущем и о благополучии семьи. Не
хочу, чтобы начались проблемы, когда помру. Не хочу, чтобы кто-нибудь сказал Ларе: «Ах, вы не замужем…
Значит, вам ничего не принадлежит». Случается, люди, которые вроде бы были близки, горло друг другу
режут, чтобы отхватить кусок послаще.
Из миллиарда женщин, проживающих на земле, моей стала именно
Лариса, и это была сама судьба! Наши деды до революции работали в одном петербургском банке, ходили по одним
лестницам. Потом судьба их раскидала. А нас, потомков, свела: Лариса переехала в Петербург из Ташкента в
начале 1970-х — и все вернулось на круги своя.
Я понял: многое в этой жизни не зависит от моего
выбора. Родители, дети, жены — это судьба, провидение, в чем я абсолютно убежден и целиком полагаюсь на
волю Господню. В моем мире семья — самое главное, я служу только ей, хотя понимаю, что служить нужно в
первую очередь Отчизне. У нас с Ларисой двое детей и столько же внуков. Хотелось бы дожить до правнуков…
Ради детей жена когда-то оставила карьеру. Я продолжал работать, выезжал на съемки, гастроли. А она лишь
успела сняться с Алексеем Баталовым в фильме «Поздняя встреча», вышедшем в 1979 году.
Роль оказалась заметной, ей стали поступать новые предложения. Но как раз в то время родился наш сын, и мы не
собирались бросать его на попечение няни. Решили, что не стоит выпускать детей из рук. Иначе можно их
потерять.
Я шел по пути отца — актера Театра имени Комиссаржевской. Он делал все, чтобы мама, я и
его сын от первого брака Сашка, мой сводный брат, ни в чем не нуждались. Я рад, что смог продолжить актерскую
династию, мне не стыдно за то, что я делал на сцене и в кино. Я счастлив, что, встав на ноги, смог помогать
родителям. Мои дети и жена тоже были обеспечены. Если ты мужик, глава семьи, чем бы ни занимался, должен
заботиться о близких.
Елизавета: Папа всегда был стержнем нашей семьи. Многие жизненные
принципы я позаимствовала именно у него. Когда меня спрашивают об отношениях мужчины и женщины, я повергаю
собеседника в шок, отвечая: «Женщина должна быть тенью мужа, даже если она — актриса, а он —
дворник». Я абсолютно искренне считаю, что мужчина в доме — главный. Он кормилец. С ним нельзя
спорить, он всегда прав. Это позиция моих родителей, для меня она настолько естественна, что я не могу иметь
другого мнения на этот счет.
Михаил: Наши дети, Сережа и Лиза, родились зимой, с
разницей в шесть лет. Появление малышей, конечно, счастье. Но когда я приезжал забирать их из роддома,
испытывал вовсе не радость. Главной моей задачей было снести кулек со ступенек и дотащить до такси, не
поскользнувшись на крутых ступеньках и не уронив младенца. Было очень страшно… Если бы я преподавал в
театральном институте и студенты спросили меня, как играть отца, который пришел в роддом, я бы сказал:
«Не надо улыбок, не надо сюсюкать «гули-гули-гули». Берите кулек и несите как мину, которая
может взорваться!»
Елизавета: В детстве папа укладывал меня спать и читал на ночь
сказки. Это считалось его прерогативой. Какие же это были счастливые вечера! Когда он уезжал на гастроли или
на съемки, его сказок мне очень не хватало.
В школе папа всегда вставал на мою сторону. Я не очень
хорошо училась в младших классах, и мама меня за это сильно ругала. У папы другая позиция: девочка может быть
глупой, главное — чтобы была доброй. Мама сердилась: «Миша, как тебе не стыдно?! Как ты можешь
такое говорить дочке?! Вырастет дура дурой». А я слушала это и горько плакала…
Но даже когда
родители меня ругали, я все равно знала, что я для них — лучшая. Видимо, благодаря атмосфере в семье у
меня сформировалась здравая самооценка.
Михаил: Сережку и Лизу я воспитывал одинаково,
а сегодня, конечно, общаюсь с ними по-разному — как со взрослыми мужчиной и женщиной. Сережа давно
создал семью: женился в 18 лет. Он хороший отец и муж и, по-моему, счастлив. А вот Лиза свою судьбу пока не
нашла. И я очень переживаю, как у нее она сложится.
Елизавета: Папа был кумиром не
одного поколения женщин. Фильм «Д’Артаньян и три мушкетера» имел эффект
разорвавшейся бомбы. По степени популярности Боярский приравнивался к Пугачевой. Это сейчас снимается
невероятное количество фильмов, в которых играют молодые красивые мускулистые харизматичные актеры. А в те
годы д’Артаньян был один на весь Советский Союз. Но у каждого поколения свои герои. У меня много
достойных друзей-артистов, многие из них — замечательные, талантливые люди, просто сейчас кинорынок
переполнен, в наше время сложно быть единственным…
Михаил: Дело в том, что самая
главная задача отца — удачно выдать дочку замуж. Думаю, мужчине, если у него вдруг не сложится жизнь,
проще наладить ее, чем женщине, которая совершила ошибку в выборе супруга. Конечно, на все воля Божья. Я точно
знаю, что браки вершатся на небесах. Пока же рядом с Лизой нет достойных мужчин — или слабые, или со
странностями. Я беспокоюсь, чтобы она не сделала какую-нибудь глупость.
Елизавета:
Кстати, я долго не верила в то, что девушки сравнивают кавалеров с отцом. Мне интересны разные мужчины,
шаблона как такового вроде бы нет. Но недавно я поняла, что, сама того не подозревая, невольно обращаю
внимание на мужчин, похожих на папу — и по характеру, и даже внешне…
Раньше я стремилась скрыть
фамилию, чтобы избежать излишнего внимания к моей персоне, тыканья пальцем: «Ой, боже, Боярская!»
— будто я чудище или новогодняя елка. Напрягали разговорчики за спиной — о том, что я протеже
отца. Народ шептался: «Дочка, дочка, дочка…» Меня это ущемляло. Но теперь, когда я стала старше
и опытнее, понимаю, как ответственно и как прекрасно быть Боярской! Сейчас не скрываю, что я дочка такого
замечательного отца. Горжусь фамилией и ни за что ее не поменяю. Семья — это не только наша четверка:
папа, мама, брат и я. Это история наших предков — дедов и прадедов. Важно, чтобы я могла рассказать ее
моим детям. Боярские, среди которых 18 родственников — дяди, двоюродные сестры и братья с их детьми,
— огромный клан, который выручит из любой беды, всегда поможет и поддержит.
Михаил: Мои родные — мама, папа, дядьки и тетки — были в основном актерами. Они
прошли войну и потом жили с чувством выполненного долга. Вопрос «Что ты сделал для Вселенной?»
перед ними не стоял так остро, как перед нами сегодняшними. Они победили фашизм, это было самым главным.
Елизавета: Я безумно рада, что в свои 23 года живу с родителями. С папой и мамой всегда
есть о чем поговорить: у нас общие интересы, одна профессия. Когда возвращаюсь с гастролей или съемок, ценю
каждое мгновение, проведенное дома. Сейчас они не только родители, но и коллеги, союзники. Раньше, если была
возможность улизнуть из дома, погулять с друзьями, я это делала. А сейчас изменилась.
Михаил: Когда-то, покупая сыну квартиру, я хотел совершить добро. А вышло зло — я
отдалил Сережу от себя, а не приблизил. Воистину — благими намерениями вымощена дорога в ад! Наверное, я
рассуждаю как эгоист. Дети рано или поздно уходят из семьи. Но мой идеал — общий дом, родовое гнездо. Не
факт, что, будь у меня этот дом, я бы не подумал: «Вот дурак! Все толпятся, путаются под ногами. Хочу
кислорода и тишины!» Но сейчас мы с Ларой лишены возможности видеть обожаемых внучек каждый день и очень
по ним скучаем. Иногда они живут у нас, а мы у них. Однако этого мало! Люблю наблюдать, как малышки
просыпаются, чистят зубы, завтракают, болтают за столом, шалят, ложатся спать. Их детство совсем не похоже на
мое.
Я собирался снять с кого-нибудь скальп
Михаил: То или иное
воспоминание о прошлом всплывает нечасто. Например, в дороге. Веду машину, и мысли текут словно сами по себе.
Картинки из прошлого приходят в голову, причудливо переплетаясь. И я будто смотрю хорошее кино
— о том, что было в детстве. Вот мне три года — я в Анапе, гляжу на бескрайнее море, переходящее в
небо, и не понимаю, что такое горизонт. Первый раз увидел вселенную без ограничений — домов, сараев,
деревьев, фонарных столбов. Когда привык к морю, меня из воды было не вытащить. Через несколько лет я чуть не
утонул в Одессе. Заплыл в грот за крабами — и оказался в тупике. Чудом удалось выбраться! А первый
глоток воздуха, когда вынырнул, показался слаще меда.
Вот Новый год. Родители завязывают мне глаза, и
мой отец измененным голосом говорит: «Как Миша себя ведет? Слушается родителей? Молодец…» и
— оставляет под елкой большую коробку с игрушками. Потом родители развязывают мне глаза. Я вижу —
Деда Мороза уже в квартире нет, зато стоит появившаяся «таинственным» образом коробка с кучей
игрушек и конфет, среди которых фантастически вкусные «Чернослив в шоколаде»,
«Петушок», «Мишка на Севере», «Мишка косолапый», «Тузик»…
Помню, как все радовались, когда появились первые телевизоры — КВН-49 с линзой, в которую нужно было
наливать дистиллированную воду, и потом «Темп». Не каждый мог позволить себе эту роскошь. Но можно
было постучать в соседскую дверь: «Здрасьте, мы к вам на телевизор». И никто не отказывал. Народ
делился всем. Взрослые жили в складчину, дети катались во дворе на самодельных самокатах на шарикоподшипниках
по очереди. Выходишь во двор с булкой и слышишь: «Сорок один — ем один, сорок восемь —
половинку просим». Не поделиться невозможно…
В кино я влюбился, когда жил в деревне Заволожье с
няней Нюшей — она брала меня к себе на лето. Помню, вечерами кинооператор привозил в телеге ящики с
пленкой. В амбаре натягивали белую простыню, зрители рассаживались — кто на полу, кто на досках. Билет
стоил недорого: детский — 50 копеек, взрослый — рубль. Там я пересмотрел львиную долю
киноклассики. Это была прививка на всю жизнь. После фильма «Александр Невский» мы с мальчишками
вырезали из дерева мечи, щиты и копья. После фильмов про индейцев и книг Фенимора Купера я закурил. Какой же
индеец без трубки мира?! Мы мастерили ее из сухого полого ствола растения, из которого обычно стреляли
бузиной. В эти дудки-трубки запихивали сухую солому и поджигали. Она тлела, воняла, но давала красивые клубы
дыма. А потом я, представляя себя индейцем, бродил с рогаткой вдоль речки, собираясь снять с кого-нибудь
скальп. Однажды я подстрелил ласточку, мне тут же стало ее жаль, и с этого момента я больше не обижал ни одну
Божью тварь.
Начитавшись романов Джека Лондона, мы разобрали себе имена Билл, Джек и Сэм, вооружились
деревянными пистолетами и скакали на лошадях — вот уж кого в деревне хватало! Каждый день бегали по лесу
в поисках оставшихся со времен войны немецких штыков и патронов. Находили даже автоматы без прикладов. Слава
Богу, гранат не попадалось, иначе без жертв бы не обошлось.
Одежду вне зависимости от погоды составлял
чудный комплект: майка, трусы и тюбетейка, нахлобученная на неровно стриженные волосы. Целое лето мы питались
подножным кормом, закидывая в себя турнепс, брюкву, морковку, яблоки, пекли картошку на костре. Обожали ягоды
— вяжущую черемуху, чернику, от которой рты были перманентно черными, и невероятно ароматную лесную
землянику. Деревенские ребята копили деньги на велосипеды, подрабатывая выпасом коз и коров. Я тоже хотел
поработать и однажды, в 10 лет, напросился в колхоз. Меня послали разбивать железной палкой размокшие комья
селитры и разбрасывать ее по полю. Женщина, с которой меня поставили в пару, сказала с досадой: «Горе ты
мое, ну и помощника мне дали!» Через три минуты я попал ей по пальцу железной палкой, и она меня
прогнала.
Осенью я возвращался в город, где продолжал познавать мир уже в других компаниях. Мы делали
все, что запрещалось. Забирались на крыши пятиэтажек по пожарным лестницам, у которых отрывались ступеньки.
Развлекались на железной дороге, подкладывая на рельсы пятаки и гвозди, чтобы их расплющило поездом. Когда на
реке появлялся первый лед, бегали по нему на спор. Взбирались на башенный кран на стройке — и на
скорости спускались по канатам, разрезая руки до мяса. А еще бродили по питерским катакомбам, где кишели
крысы. Было страшно. Но в том-то вся и прелесть! Так мы воспитывали мужской характер.
Мне всегда
казалось, что я смелый парень. Но когда я первый раз подходил к театральному институту, собираясь туда
поступать, так боялся, что не хватило сил открыть входную дверь. Я даже решил, что здание закрыто. И был
страшно удивлен, когда из вуза вышли люди. Увидев меня среди абитуриентов, вахтер тетя Зоя отрезала: «Ты
не поступишь». Я был в панике: в институте ходила легенда — мол, как тетя Зоя скажет, так и
выйдет. А человеком я был впечатлительным и во время вступительных экзаменов дрожал как лист…
Зато в
уличных драках я точно не был слабаком. Даже когда оказывался один против троих незнакомых парней и мог
выбирать: драться или бежать. В те времена я балансировал на грани добра и зла. Носил в кармане перочинный нож
и свинченный с уличного шланга металлический кран, который мог заменить кастет. У меня была какая-то
непреодолимая мальчишеская страсть к оружию. По счастью, ничего не применил, никого не зашиб.
Мы курили
и пили водку. Кто-то, выпив лишний стакан бормотухи, по дури ограбил газетный киоск. Украл мелочь, а получил
три года тюрьмы. Мне воровать или кого-то калечить в голову не приходило: даже в пьяном угаре, в любом
подростковом задоре я помнил о матери и отце. Они стали для меня той маленькой гирькой, благодаря которой
добро во мне перевесило.
Ни к одной женщине я не испытал любви сильнее, чем к маме
Михаил: Говорят, есть святые люди. Мама была именно такой. Никогда никому не
завидовала, не жаловалась. Все в доме было радостно. Мы не печалились, что из еды на столе бывала только
жареная картошка. Любовь мамы ко мне была фантастической. Ей категорически запрещали рожать врачи — это
было опасно для ее жизни. Но она очень хотела ребенка и рожала меня под расписку. А когда я появился на свет,
она, блистательная актриса, тут же оставила сцену, чтобы меня воспитывать.
Ни к одной женщине я не
испытал любви сильнее, чем к маме. Она тоже любила меня больше всех на свете и чувствовала сына как никто
другой. Мне было 24 года, когда в бане, переходя из горячего помещения в холодное, я упал в обморок. Вернулся
домой как ни в чем не бывало, довольный, веселый. А мама замучила расспросами: «Что с тобой там
случилось?» Я говорю: «Да ничего!» Но сердце матери — вещун. Она не отстала, пока я ей
все не рассказал. От мамы невозможно было что-то скрыть.
Много лет спустя, когда я лежал в больнице,
мама спасла мне жизнь. Как она поняла, что мне стало плохо, по сей день не знаю. Но она в пять утра разбудила
моего друга, они поймали такси и вместе приехали к больнице. А там принялись колотить в дверь и всех
перебудили: «Мише плохо!» У меня действительно в то самое время останавливалось сердце.
Мужчина должен уметь извлекать из женского тела звуки
Михаил:
Изначально родственники всегда ближе друзей. Кровь гуще воды. Но с младых ногтей может завязаться дружба на
всю жизнь, и таких людей ценишь все-таки не меньше. В песочнице и в 1-м классе дружба возникает мгновенно. К
10-му классу ты знаешь как облупленных всех школьных товарищей. И вот уже сложилась среда, которая будет с
тобой до конца дней.
А во взрослой жизни должно здорово повезти, чтобы ты с кем-то подружился по-
настоящему. У меня много товарищей из артистических семей: Сергей Мигицко, Урганты. Ближе всех —
Владимир Яковлевич Балон, сыгравший де Жюссака в «Мушкетерах». Мы общаемся со времен самого
первого фильма. Балон старше, опытнее, мудрее. Настоящий мужчина — самец, вожак. Пунктуальный, опрятный,
честный.
Дружить нужно уметь. Не грузить друга, не требовать от него лишнего. Я понимаю, что могу
приехать к нему в любое время, и он ко мне тоже, но это не доказательство дружбы. Настоящая дружба — это
тактичность, своевременность, пунктуальность, забота, приятные разговоры, непостоянные встречи — чтобы
оставалось желание еще раз увидеться. Если посадить друзей в одну камеру, через несколько лет они станут
врагами.
После дружбы я более всего ценю женщин. Все началось с первого детского волнения, которое я
испытал в три года, играя в садике в эротическую игру — «в доктора». Тогда и возникло первое
волнение. В первую очередь, конечно, интересовали отличия мужчины от женщины. Потом, с пониманием того, для
чего эти отличия существуют, пришло другое отношение к девочке, девушке, подруге. Эти познания я получил не из
домашних лекций, а во дворе, в довольно грубой, но доступной форме, и они тоже были потрясением.
Полагаю, человеку, который впервые пошел на рыбалку, все равно, какая рыба попадется. Сначала все настолько
неожиданно! Были бы удочка, поплавок и клев. Только когда приходит опыт, человек становится более
избирательным: один едет только на форель, другой — на тунца. Так постепенно выкристаллизовывается и
свой тип женщины. Может быть, нам проще: до женитьбы мужчины могут позволить себе многое, куда больше, чем
женщины. И это, кстати, правильно. Мужчина должен уметь извлекать из женского тела звуки, играть, как на
скрипке. Потому что если он впервые взял в руки этот инструмент, для обоих это будут мучительные познания.
Хотя, возможно, в такой ситуации есть своя прелесть — любой извлеченный обоюдными усилиями звук
доставляет парочке незабываемые мгновения. Они это сделали сами! Какой восторг!
Мы не можем измерить
свою влюбленность в другого. Только расставание или уход человека из жизни дают представление о той степени
любви, которая у тебя была. У слова «любовь» множество значений. И к человечеству, и к родителям,
и к трем апельсинам… В любовь между мужчиной и женщиной я, представьте себе, не верю. Она прекрасна на
страницах романов, на киноэкранах, а в жизни все гораздо более прозаично, банально. Если мужчина и женщина
могут жить вместе не ссорясь — это уже запредельные отношения.
Под словом «любовь» я
не подразумеваю страсть, которую испытывали друг к другу Ромео и Джульетта. Гораздо выше любви я ставлю
диффузию, проникновение друг в друга. У нас с женой одна душа на двоих. Мы — половинки, которые
превратились в единое целое.
Когда брата не стало, ко мне будто подключили
ток
Михаил: Подобные ощущения я испытывал по отношению к сводному брату Саше.
Мы были ближе, чем сиамские близнецы. Сашка всячески меня просвещал: водил в Эрмитаж, показывал разницу
стилей, эпох, направлений. Однажды после очередной экскурсии по Эрмитажу мы отправились домой. И уже на
троллейбусной остановке обнаружили, что денег на билеты нет. Я предложил: «Поехали зайцами». Саша
сказал: «Ты что?!» И мы пошли пешком. Потратили на дорогу часа два или три. Меня это так
впечатлило, что потом я, школьник, оказавшись в метро без денег, не пробирался тайно, как сделал бы раньше, а
честно просил контролера в будке: «Позвольте мне проехать!» Женщина пропускала. А на следующий
день я приносил ей пять копеек. Когда я впервые отдал долг, контролер чуть в обморок не упала.
Саша
довольно рано ушел из жизни: ему было 42, мне на десять лет меньше. И когда брат погиб, меня тряхнуло так,
будто ко мне подключили ток.
Первая встреча со смертью случилась, когда умерла бабушка, папина мама. Мне
было не больше пяти лет. Я не понимал, что происходит. Меня поразило то, что бабушка неподвижно лежала
посредине комнаты, а вокруг нее стояли люди с печальными лицами. Потом случались смерти, которые меня не
касались: ушел из жизни учитель. Почему-то, когда нам сообщили о его смерти, все хохотали — молодые
дурачки… А потом отменили уроки — красота! Я наблюдал смерти в армии, поскольку служил в музыкальном
взводе и играл на похоронах — не только в нашей, но и в других частях. Хоронить приходилось довольно
часто. Я не знал имен покойников. И меня они совершенно не интересовали. Я старался не пустить в себя чужое
горе и думал лишь о том, что потом, после грустной процедуры, нам дадут на поминках выпить и поесть. Ты уже
вроде бы взрослый человек, имеешь представление о смерти, но она тебя не коснулась, наблюдаешь ее как бы через
стекло…
А когда погиб Сашка, я впервые встретился со смертью глаза в глаза. Он отправился на гастроли в
Болгарию в составе театральной труппы рижского театра. Зашел в море, поплыл — и стало плохо с сердцем.
Мгновенная смерть.
Помню, я пришел домой, безумно уставший и счастливый после своих гастролей, а мама
прямо на пороге произнесла: «Саша погиб». Она не умела быть дипломатичной, не пыталась подготовить
к трагическому известию. У меня сумка из рук выпала, цветы, подаренные поклонниками, рассыпались по полу. Я не
верил, твердил: «Нет, нет, нет, нет…» Было невероятно страшно — будто сам наполовину умер.
Будто у меня забрали половину сердца, мозга, зрения, чувств, души.
Это было горе, антипод счастья. Можно
чувствовать себя счастливым, если все заболели, а ты — нет, если не сел на поезд, который взорвали, или
успел на самолет, несмотря на пробки. У меня нет четкого понимания счастья. Я не расставляю точки над i
— только многоточие и много вопросов.
У нас внутри — бездна гадости, которую лучше
заткнуть
Михаил: Я завидую искренне верующим людям. Для них счастье
— прекрасная иллюзия. Спокойствие души.
Догадка, зачем мы приходим на этот свет. Они
начинают и заканчивают день молитвой, стрелки их внутреннего компаса не собьешь.
А я
мечусь: бегу на футбол, еду на какую-то неважную встречу, потом в московский клуб — песни петь. В
очередной раз загремев в больницу, размышляю: «И что я сделал для Вселенной? Интервью дал? В клубе
концерт сыграл? И на кой хрен согласился, дурак?!» Меня расхватывают по кусочку, я тешу тщеславие,
гордыню. Чем больше внимания, тем больше надуваешься и думаешь, что представляешь собой нечто особенное.
Елизавета: Мы с папой оба чрезмерно трудолюбивы, в этом смысле я на него очень похожа. Я,
как и он, с большим трудом могу позволить себе от чего-либо отказаться, сказать другому человеку
«нет». Например, папа не способен отменить интервью, спектакли, съемки. Мы с мамой его
отговариваем: «Зачем тебе мотаться так далеко? Ты же плохо себя чувствуешь!» А папа говорит:
«Ну, меня так просили… Мне неудобно стало». Мне тоже неудобно отказать, когда просят. Еще мы оба
стеснительны. Странное качество для актеров, но это так. Мы боимся обидеть человека. Даже когда обсчитывают в
магазине, молчим, чтобы не обидеть кассира — вдруг он не со зла, а просто ошибся? Ему будет неловко…
Михаил: Если бы не революция 1917 года, я бы пошел в духовную семинарию, как дед. Но не
cлучилось. Церковь на храм искусства поменял мой отец: поступил в театральный институт вместо духовной
семинарии. За ним — я. И вот уже вместо «Возлюби ближнего своего» я предпочитаю рассуждать,
подобно поэту: «Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей».
И все же в церкви
я бываю. Там, стоя перед иконами, осознаю: человек — пылинка в мировом пространстве. Вот тогда наступает
внутренний покой и приходит понимание основных ценностей. Что есть соль, огонь, дети, семья, здоровье. Добро и
зло.
Я искренне восхищаюсь питерским ученым Гришей Перельманом, который за решение важной математической
теоремы два года назад мог получить престижную премию в миллион долларов, да только он не поехал. Гриша сидит
дома и занимается наукой. У него есть свой взгляд на вечные ценности, на смысл жизни и устройство
мироздания. Я всем этим тоже очень интересуюсь, даже придумал собственную теорию дождя (или
кипения). Мы все — как пузырьки в чайнике: по отдельности движемся наверх, а потом растворяемся в чем-то
общем. Мы — как капельки дождя: каждый из нас — индивидуальность, при падении у нас своя судьба:
кто-то упал на лист, на асфальт, в болото, кто-то не долетел, высох. Но потом все становятся едины.
Обидно, что теряется индивидуальность. Но на этот случай у меня есть другая теория — о том, что
личность после смерти все-таки сохраняется. Как ортодоксально верующий человек, я живу надеждой, что на том
свете встречу мать и отца. Хочу почувствовать снова их тепло, вернуться туда, откуда пришел.
Самая мудрая
мысль — познай себя. Это очень сложно. Внутри — такая бездна гадости, которую лучше заткнуть, как
джинна, чтобы не вырвался. Умение бороться с собственным злом и есть божественное проявление в тебе.
Это
я с возрастом стал пытаться рассуждать, мыслить. Энергия, которая была в 18, 20 и даже в 40 лет, не давала
возможности подумать о смысле жизни. Нужно же было пить, играть в футбол, рваться в компанию друзей, спать с
женщинами, летать в Америку… Не было времени остановиться и поразмыслить… А сейчас вот-вот 60…
Елизавета: У папы удивительное мироощущение. Он, как и все в нашей семье, не любит
праздновать дни рождения. Думаю, что и на этот раз все будет скромненько, как всегда. Мы просто купим торт,
еще что-нибудь вкусненькое. Утром 26 декабря я, мама, папа и Сережа соберемся и поднимем бокалы за здоровье
папы. Посидим полчасика, а потом разбежимся по делам. Если знакомые сочтут нужным — зайдут днем или
вечером, поздравят отца. Во всем этом есть определенная прелесть, мы не любим напыщенные праздники, безвкусные
юбилеи, которые отмечают многие артисты: когда виновника торжества усаживают на трон в центре сцены и начинают
превозносить. Я знаю, о каком юбилее мечтает папа: ему бы хотелось улететь на пару месяцев на Мальдивы,
выключить телефон и размышлять о вечном. Но он будет занят — пообещал маме принять участие в их
совместном театральном проекте, который нужно репетировать.
Меня мучают мысли о пограничном
состоянии
Михаил: Не могу сказать, что стал задумываться о вечном из-за
какого-то потрясения. На меня повлияли книги, в первую очередь Библия. Лет пятнадцать назад я прочел ее
от корки до корки и захотел понять все, что там написано. Пытался найти переводчика, который мог бы мне
популярно объяснить, что такое крест, Сретенье, почему на Пасху красят яйца, почему говорят: «И
последние станут первыми», «Блаженны нищие духом» — разве плохо иметь дух сильный? И
так далее. Но не нашел…
Безусловно, мы идем в церковь в надежде избежать страха смерти. Но я видел
людей, которые больше боятся старости. 90-летние просят Бога, чтобы он их забрал. А я старикам завидую —
они столько всего видели! Вырастили детей, внуков, правнуков. Прочитали чудесную книгу жизни. У каждого из нас
свой цикл. Многие уходят рано, только-только успев заглянуть вовнутрь, увидеть картинки. А я в своей книге
жизни почти дошел до оглавления. Теперь мечтаю дожить до глубокой старости, до этой последней стадии
существования на земле. Да, старики одиноки. Они перестают узнавать близких, странно рассуждают. А
нам кажется, что они дурят, капризничают, требуют то, чего не нужно, и говорят не о том… Но у них совсем
другая психология, гораздо выше нашей, ведь они одной ногой уже там, на небе. И нам их не понять до тех пор,
пока мы сами не окажемся в том же состоянии. А когда это придет, потребуется все мужество, чтобы принять
старость. И чем благородней и честней ты прожил жизнь, тем легче умирать. А если совесть нечиста, есть
незаконченные дела, вольные и невольные грехи, нужна помощь священника. Мысли о пограничном
состоянии, которое обязательно будет перед смертью, заставляют меня сегодня мучиться и метаться. И надеяться
на поддержку ангелов-хранителей — моих родителей. Никогда не прекращал общаться с ними, даже после того
как они ушли. Не знаю сильнее связи в мире, чем между родителями и детьми. Когда мой отец тяжело болел, он
разговаривал со своей мамой, моей уже умершей бабушкой. А моя мама, кстати, перед смертью
разговаривала с моим покойным отцом, причем с открытыми глазами: «Сережа, пойдем домой…» Между
ними тоже всегда была очень сильна духовная связь.
Я заглянул туда, куда нельзя
заглядывать
Михаил: По натуре я человек очень беспокойный. Раньше, стоило
выпить стаканчик водки, мысли текли легко. Но несколько лет назад я практически отказался от
алкоголя. Честно признаюсь, что жизнь из-за этого лишилась красок, стала черно-белой. Я уже не могу сорваться
ночью, поехать к другу, потом к другому, третьему… В трезвом виде этого не сделаешь.
Да и друзей, с
которыми я хотел бы общаться, теперь гораздо больше на том свете, чем на этом. И я понял: пора учиться жить
одному. Периодически у меня уже возникает душевная потребность в уединении и абсолютном одиночестве. Чтобы
никто не отвлекал от важных мыслей. Я даже думал уйти паломником в монастырь. Но не могу: у меня пока слишком
много обязанностей — перед женой, детьми, внучками. Не жизнь, а один большой долг…
Но не надо
меня жалеть. В моей жизни еще хватает больших и маленьких удовольствий. Общение с женщиной, баня, чтение
хороших книг. Благодатный сон — с пяти до семи вечера. Я разучился спать по ночам — брожу по
квартире до шести утра, мучаюсь. Потом все-таки ломаюсь, пью снотворное — таблетки рассованы у меня по
всем карманам. И вот когда я все-таки проваливаюсь в сон, говорю: «Спасибо…» Все так уютно и
правильно: ласковая постель, нормальная температура — и даже голоса туристов под окнами не мешают, а,
наоборот, убаюкивают меня, словно шум моря.
Обычно ко мне приходят яркие грезы. Часто во сне вижу
родителей. А как-то было философское видение: по Загородному проспекту Петербурга едут рыцари в доспехах с
огромными знаменами. Я скачу вместе с ними. Поднимаюсь все выше и выше на гору. А там огромная пропасть, и мне
безумно хочется посмотреть, что же там. И вдруг удалось туда заглянуть! А там поле — и лежат миллиарды
людей, покрытые саваном, как будто их припорошил снег, одни силуэты до бесконечности. Этот человеческий
анабиоз до самого горизонта я запомню навсегда. Я увидел то, чего не должен был видеть. Одни философы говорят:
дурак тот, кто думает о смерти. Но есть те, кто считает: человек, который за день пять-шесть раз не подумал о
ней, потратил время зря. Мне было бы интересно обсудить этот вопрос с философами и священниками. Я, как и
многие люди, имею целый арсенал вопросов к себе, миру и Богу. Есть неразрешимые вопросы, ответы на которые я
вряд ли смогу получить. Откровенно говоря, все мои вопросы — шкурные. Однажды приключился забавный
случай. Я пришел в храм, молился Богу, ставил свечи святому Пантелеимону, просил о здоровье для одного,
другого, третьего, четвертого. Потом подошел к намоленной иконе Христа, просил чего-то еще. И допросился до
того, что на полном серьезе спросил: «Господи, а тебе ничего не нужно?» Тут же ощутил весь комизм
ситуации и рассмеялся. Надеюсь, Он тоже улыбнулся в ответ.
Теленеделя, г. Омск.
Нет комментариев