"Количеством женщин хвалится
только дурак без чувства юмора!"
Так что же было тогда, 30 лет назад, на съемочной
площадке «Трех мушкетеров»? Что происходило на съемках продолжения? Что скрывает черная шляпа?
Какие усы сегодня в моде? На все эти вопросы, кроме последнего, нам ответил сам д’Боярский.
Итак, тысяча чертей, что ждать поклонникам культовой саги от нового фильма?
«Возвращение мушкетеров» – это некая фантазия режиссера Хилькевича по
мотивам Дюма, целиком и полностью авторская работа. Фильма я сам пока не видел, но мне кажется, что
на фоне тех фильмов, что сейчас идут, это вполне достойный продукт. У нас получился такой «Гарри
Поттер» – сказка со спецэффектами про детей мушкетеров. А мы вначале гибнем – и
возвращаемся с того света, чтобы им помочь.
Кто из первого состава добрался до
заключительного аккорда?
Мы вчетвером: Фрейндлих, Балон – де Жюссак, композитор Дунаевский
и режиссер.
Вы легко решились тряхнуть стариной?
Не могу сказать, что мы так
уж горели желанием снова надеть шляпы… Каждый из нас отвечал: «Если другие согласятся, я
тоже». Получается, что мы все решили сняться за компанию. Но когда мы собрались, ощущения, конечно,
были потрясающие! Хотя мы уже, мягко говоря, стали старше, обременены заботами… Даже на лошадь не все
отважились взобраться.
Канальи! Но ты-то отважился?
Я – да. Я всю жизнь
снимаюсь верхом. Валя Смирнитский отважился. Остальные воздержались.
Вернемся к первой части
мерлезонского балета. В этом номере у нас есть статья о том, как вы тогда славно погуляли – в
1979 году. Говорят, вы пили страшно…
Не буду отрицать. Пили много. Бутылку водки запить
бутылкой пива не было проблемой. Если бы кто-то из нас сейчас так попробовал, то, наверное, не выжил бы.
Но вы поймите, это были невероятной энергии и здоровья люди! Мы упивались этой атмосферой, этими образами,
мушкетерским лихим образом жизни, частью которого было и спиртное. Но оно употреблялось тогда, когда это
было можно: когда знали, что съемок не будет, или когда была плохая погода…
Тысяча
чертей, погода наверняка почти всегда была прескверной!
Пили и после сложных съемок, длинной
дороги… Но такого, чтобы стакан выпил – и в кадр, – нет. Во-первых, это довольно
рискованно: все-таки мы имели дело с холодным оружием. Во-вторых, есть еще и роль: ухарское поведение артист
должен проявлять не только за кадром, но и в кадре. Каждый пил столько, сколько полагал нужным, чтобы не
испортить картину.
Как мундир мушкетера помогал добиваться благосклонности тамошних
белошвеек?
Специально мы ни с кем не знакомились – женщин на площадке было большое
количество и в массовке, и среди любопытствующих. Мы, люди молодые, отвечали на улыбки женщин, а дальнейшие
отношения были романтичные, интересные, приятные и обильные. Мы не обижали женщин ни своим вниманием, ни
ухаживаниями. Собственно, для этого необязательно сниматься в кино, это и так всегда происходит.
И каково же было максимальное количество женщин, с которыми тебе доводилось просыпаться?
Количеством женщин хвалится только невоспитанный дурак, лишенный чувства юмора. Я с такими даже
не общаюсь. У меня всего один близкий друг, и ему я могу намеками объяснить ситуацию, которую он и без меня
знает. Женщины прекрасны, нужно хранить их честь прежде всего.
К кому тебя больше
влекло – к Кэт или Констанции?
И Кэт, и Констанция, и Миледи – чудесные
партнеры, но прежде всего это профессионалы. Работа нелегкая: за короткий период времени нужно кого-то
возненавидеть, кого-то полюбить. У нас времени не хватало на отношения. Мы работали налетами: снявшись
в эпизоде, сразу садились на самолет и улетали на спектакль.
Но с Кэт ты по-настоящему
целовался?
Да, пожалуй, один раз. Я же скрывался от преследования!
Раз
ты единственный из мушкетеров пел – ты получил самый большой гонорар?
Нет, я получил
четыре тысячи пятьсот рублей за весь фильм. Это равнялось половине «Жигулей». Но для меня это
все равно были большие деньги – хватало и на еду, и на водку. Все деньги были пущены на гульбу,
слава богу. А что их копить-то? В таком же положении артисты находятся и сейчас: вне зависимости от того,
какая роль, денег настоящих не получает никто. Ну, может быть, некоторые – я, правда, таких не
видел – получают десять тысяч долларов в день. За пятьдесят съемочных дней это всего
пятьсот тысяч.
Ну, пятьсот тысяч тоже какое-никакое вспоможение.
Любой средний западный артист за то же время получит 15–20 миллионов. Та же ситуация и с музыкантами:
Маккартни – Гладков, Джон Леннон – Дунаевский…
Интересное
сопоставление.
По таланту они несравнимы, но они лучшие представители. Рано или поздно ситуация
изменится, но я не жалею, что не получал денег. За «Тартюф» я еще меньше получил. Я не мог
отказаться от этих ролей из-за денег, потому что второй раз таких ролей не предложат. Конечно, если сложить
все деньги, заработанные мною в кино, не хватит даже на хороший «Мерседес». Система идиотская: у
нас артисты сначала снимаются, потом отрабатывают на концертах, встречах со зрителями… чаще всего
в антрепризе.
Ты же самый профессиональный музыкант в нашем кинематографе,
верно?
Я в детстве поступил в музыкальную школу при Консерватории имени Римского-Корсакова,
к восьмому классу уже владел фортепиано как бог. Тогда появились «Битлз», а у меня появилась
группа «Кочевники». Мы долгие годы играли вместе, потом распались, и я пошел в театральный
институт. Но театр был музыкальный. Я пел Мэкки-Ножа («Трехгрошовая опера» Курта Вайля), и
«Бременских музыкантов» Гладкова, и «Люди страсти» Гладкова…
В кинематографе музыка – это восемьдесят процентов успеха фильма. Есть масса примеров:
«Александр Невский» с музыкой Прокофьева, «Крестный отец», «Женщина в
красном»… Все в руках композитора. Подставь под изображение «Реквием» Моцарта –
будет грустно, подставь «Камаринскую» – будет смешно.
Как твоя победа в
пробах на роль д’Артаньяна отразилась на отношениях с Александром Абдуловым и Владимиром
Высоцким?
Я не знал, что они пробуются. Я приехал в гордом одиночестве. Д’Артаньянов было
не один, не два, не пять и не десять – их было гораздо больше. Среди них был Высоцкий, который сам
отказался из-за нехватки времени и проблем личного характера. Абдулов, с которым я был знаком прежде, скорее
всего, не был утвержден Хилькевичем из-за музыки: благодаря музыкальному образованию я быстро схватывал
мелодии Дунаевского. Он показал мне музыку дома, за фортепиано, она мне безумно понравилась. Все песни,
которые касались д’Артаньяна, я записал за один день. Тональность была моя, я пел дуэт с Дунаевским
– он исполнил партию де Тревиля. Для меня это была радостная работа: я же пел в группе, играл на гитаре,
мне было легко, все писали в два-три дубля! Я старался, чтобы в моем голосе были отвага, бравада, хитрость
и гульба.
Не расстраивает, что к тебе раз и навсегда прилип этот ярлык –
Боярский – д’Артаньян?
Я к этому привык. Это не самый плохой ярлык.
Д’Артаньян – замечательный персонаж: честный, благородный, преданный. Самый мужественный из всей
мировой литературы. Настоящий герой! И я рад, что мне посчастливилось его сыграть. А прилип он ко мне не так
сильно, как тебе кажется, учитывая десятки моих ролей в театре.
Почему сиквелы
«Мушкетеров» вставляют слабее, чем даже «Гардемарины»?
Закон жанра:
продолжения всегда хуже. И по правде сказать, у Дюма продолжения послабее: там меньше действия, сами сюжеты
менее киношные. Другое дело – снять стосерийный фильм в сто раз выгоднее благодаря рекламе. Но это
очень скучно – растягивать себя на сто серий. Даже если бы я получал по миллиарду за серию, я
получил бы сто миллиардов, но потратил бы самое дорогое – жизнь. Сейчас мне интереснее даже не
творческий процесс, а сам процесс жизни. Я лучше потрачу время на природу, на детей, на женщин, на застолье,
на рыбалку, на баню.
Кстати, как тебе удается совмещать эти холостяцкие ценности с семейным
образом жизни?
Это не так трудно. Правила простые. Не пойман – не вор. Это раз. И
второе: не болтать. Наши слова часто расстраивают женщин больше, чем поступки.
Ты всю жизнь
куришь. Как считаешь, права курильщиков сейчас ущемляются?
Безусловно. Каждый взрослый человек
волен сам выбирать свои пороки, если это не причиняет вреда другим. Поэтому я считаю, что в общественных
местах всегда должны быть зоны для курения. И если курить запрещено, а специального места не выделено, я
всегда принципиально закуриваю.
Тебе – или в этом случае даже
«вам» – в следующем году стукнет шестьдесят. Не страшно стареть?
Я
не из пугливых, но чем ближе конец, тем сильнее страх. Есть философы и мудрецы, которые, находясь в такой
ситуации, – будь то Толстой, Сенека, Монтень, Овидий, – стоически воспринимают мысль о
смерти. Я своими скудными мозгами не могу постичь смысл смерти, но вера в то, что это не конец, придает силы,
надежды, духовного спокойствия. Авторитеты убеждают: атеизм – вещь смелая, но бесперспективная.
Поэтому надо держать в порядке свои земные дела, а если становится страшно… Есть Бог, есть водка.
Помогает.
И последний вопрос. Эти вечные шляпы… Ты что, стесняешься того, что лысеешь?
Я мечтаю получить роль, в которой мне не надо было бы надевать парики и головные уборы. Мечтаю!
Но меня уже не воспринимают иначе. Другое дело – я не люблю, когда меня фотографируют исподтишка:
Боярский без шляпы! Я что, женщина с большим бюстом, чтобы за мной охотиться? Кому надо, я и так
понравлюсь – и в шляпе и без.
Нет комментариев